Еще более активно в защиту реакционных элементов выступил Черчилль, один из столпов агрессивной политики английского империализма и один из главных поджигателей третьей мировой войны. В своей книге «Вторая мировая война», .изданной в 1948 г., Черчилль скорбит по поводу того, что после поражения Германии в 1918 г. «все сильные элементы, военные и феодальные, которые могли бы присоединиться к конституционной монархии… оказались на некоторое время ничем не связанными между собой». В поддержании этих реакционных и агрессивных элементов он усматривает одну из основных исторических и политических задач английского и американского империализма. Ясно, что эта концепция имеет своей целью возрождение милитаристской и империалистской Германии и, как отметил В. М. Молотов, «в результате этого поднимет голову идея реванша, расцветет шовинизм, который в Германии имеет такую благоприятную почву, и создадутся условия для появления новых бисмарков или даже новых гитлеров».
В нашем Далее…
В то время как иностранная пресса, отражая беспокойство заинтересованных правящих кругов, обсуждала вопрос о том, какие цели преследует путешествие кайзера на Восток, германская пресса, по понятным соображениям, проявляла сдержанность, которая была необходима, что бы прикрыть эти цели. Исключение составляли органы «Пангерманского союза», которые довольно откровенно расписывали выгоды колонизации берегов Тигра и Евфрата и других областей Азиатской Турции. Что касается руководящих органов социал-демократической прессы, то и они не сочли нужным в этой связи разоблачить экспансионистские планы германского империализма на Востоке. Наоборот, «Vorwarts»,. например, даже отрицала наличие этих планов. «Весь шум,— утверждала газета,— поднят благодаря измышлениям прессы, которая всегда любит приписывать поездкам, «высоких» особ совершенно чудодейственное значение, делающее эпоху, и разыскивает бесконечно далеко идущие планы, которых совершенно не существует». Газета пыталась уверить своих читателей в том, что единственным мотивом, побудившим кайзера предпринять далекое путешествие, является склонность Вильгельма к романтизму. Но уже очень скоро, почувствовав, что пропаганда в пользу колонизации, экспансии и общего натиска на Восток, развернутая кругами пангерманских империалистов, связывается в умах рабочего класса с поездкой кайзера в Турцию, «Vorwarts» поспешила изменить свою позицию: «Немецкие рабочие,— признавала газета,— имеют все основания относиться к продвижению на Босфор и в святую страну с полным недоверием, которое они до сих пор постоянно выражали к излишествам и жажде подвигов мировой политики». Как видно, отдавая дань оппортунизму, главный орган социал-демократической партии был противником лишь «излишеств» «мировой политики», а не ее существа.
Действительно, поездка Вильгельма в Турцию имела крупные результаты. «Перед германской промышленностью и перед германской торговлей открываются широкие горизонты»,— сообщал Бюлов. В данном случае успех был обеспечен потому, что одновременно с Вильгельмом и Бюловым в Константинополь приехал директор «Немецкого банка» Сименс. Здесь снова был поднят вопрос о строительстве Багдадской железной дороги. Сначала Сименс сумел убедить Бюлова в необходимости привлечь к участию в строительстве прусское финансовое предприятие «Seehandlung». Затем с германской стороны была предпринята атака на султана, чтобы вырвать у него согласие предоставить концессию на строительство этой дороги. Переговоры с султаном вели Сименс и Вильгельм, каждый в отдельности. Достигнутый успех Бюлов несколько позднее характеризовал в следующих словах: «Получение концессии на строительство порта в Хайдарпаше, концессия на прокладку немецкого кабеля между Констанцей и Константинополем, укрепление существующих деловых отношений между турецким правительством и крупными немецкими фирмами. Благодаря концессии на прокладку кабеля мы получаем непосредственную телеграфную связь с Константинополем, которая, как можно предвидеть, будет началом новой линии мирового значения. Сюда относится также план продления Анатолийской дороги до Багдада, которая, нужно надеяться, станет основой экономического освоения Малой Азии». Так, в результате поездки Вильгельма II в Константинополь, Иерусалим и Дамаск началась новая полоса не только экономической экспансии, но и, как отметил В. И. Ленин, ко — лониальной политики германского империализма на Ближнем Востоке. Это означало обострение англо-германских противоречий и на этом театре мировой политики.
Экономическое проникновение германского капитала в европейскую и малоазиатскую части Турции (в частности, путем приобретения железнодорожных концессий) уже было довольно значительным. За ним последовало и усиление политического влияния в Турции; это достаточно ясно обнаружилось во время ближневосточного кризиса 1896—1897 гг. В отношении армянских погромов в Турции, организованных султаном, германское правительство заняло позицию формального «невмешательства», что фактически означало поощрение султана в его кровавой деятельности. Эта позиция диктовалась явно реакционными симпатиями господствующих классов Германии, их стремлением поддержать политику султана, а в перспективе подготовить благоприятные условия, которые обеспечили бы нарождающиеся планы дальнейшей экспансии германского империализма на Ближний Восток. Но более непосредственные и близкие цели германской дипломатии в связи с ближневосточным кризисом заключались в том, чтобы ослабить узы франко-русского союза, вызвать трения и расхождения между Францией и Россией, а в еще большей степени не допустить соглашения и по возможности вызвать столкновение между Россией и Англией. Обстоятельства казались для этого благоприятными: в связи с ростом противоречий между Германией и Англией германское правительство демонстрировало свое сближение с царской Россией.
Такой ответ менее всего мог удовлетворить как те узкие группы германского финансового капитала, которые непосредственно являлись держателями португальских государственных бумаг, так и более широкие колониально-империалистские круги, которые носились с большими развернутыми политическими планами в Африке. При той постановке, которую Солсбери придал вопросу о португальских займах, рушились не только намеченные территориально-колониальные, но и финансовополитические планы германского империализма. 
В конце концов после некоторых дальнейших препирательств и взаимных уступок по частным вопросам Германии удалось добиться соглашения с Англией. 30 августа 1898 г. были подписаны две конвенции. Первая, не секретная, но неопубликованная, устанавливала готовность обеих держав поддержать «неприкосновенность и независимость» Португалии и предоставить ей заем. Обеспечением займа и процентов по нему являлись таможенные сборы в португальских колониях. Заранее предусматривая возможность банкротства 
Когда Солсбери наконец-то «полюбопытствовал», чего собственно хочет Германия в португальских колониях, Гатцфельд (на основании только что полученной инструкции от Бюлова) поспешил ответить что «Германия во всяком случае должна иметь Анголу и северную часть Мозамбика». «Тем самым,— многозначительно разъяснил далее Гатцфельд,— Англия достигнет своей самой желанной цели — Делагоа, со всем, что Это означает для Трансвааля, а мы откажемся там от наших крупных интересов, за которые мы можем 
Германское правительство не в малой степени было повинно в возникновении этой войны. Осуществляя свой реакционный курс на поддержание господства султана в целях борьбы против национально — освободительного движения балканских народов, а также в целях обеспечения экспансии германского империализма в Турцию, оно не удержалось на политике «сдержанности» в отношении греко-турецких противоречий. Между тем эти противоречия обострились в связи с восстанием греческого населения на Крите, требовавшею воссоединения с Грецией. С другой стороны, английский империализм стремился использовать Грецию для осуществления своих экономических, политических и стратегических интересов на Ближнем Востоке. Более того, свои экспансионистские цели он ловко прикрывал громкими фразами о «помощи» Греции. Так, назревавший греко-турецкий конфликт разжигался империалистскими державами. Он отражал в себе более глубокие империалистские антагонизмы, прежде всего между Германией и Англией.
Активность германской дипломатии не ограничивалась угрозами. Ёще ранее в Лондон были посланы инструкции посулить англичанам самые радужные перспективы, если только они согласятся подписать соглашение о разделе португальских колоний. Германская дипломатия пыталась убедить английское правительство, что, имея подобное соглашение, оно фактически гарантирует себя от войны с Францией. Вильгельм предложил даже заключить соглашение о том, что никакая третья держава (он имел в виду Францию) не будет допущена к участию в предстоящем разделе португальских колоний. Согласно берлинским инструкциям, Гатцфельд должен был убеждать англичан также в том что Франция, имея в своем тылу ненадежную и даже угрожающую Германию, не посмеет решиться на войну с Англией из-за Южной Африки. Таким образом, германская дипломатия пыталась убедить английских империалистов, что предлагаемое ею соглашение о разделе португальских колоний следует рассматривать как многообещающее начало: Германия пока заинтересована только в этом вопросе, но она уже задумывается и о других соглашениях с Англией по конкретным вопросам. В ожидании этой возможности она не связывает себе руки соглашением с какой-либо другой державой, но, если потребуется, она не постесняется присоединиться к тем, кто выступает против Англии. Это был шантаж в самом неприкрашенном виде.
Так, один из видных публицистов, отражавших взгляды и политические чаяния пангерманских империалистов, Карл Иенч в конце 90-х годов писал: «Приобрести колонии в Малой Азии и Сирии с затаенным намерением переброситься на север, чтобы разложить царскую империю изнутри или разгромить ее войной; воссоединить с нами насильственно оторванные от народного германскою тела немецкие провинции Австрии и таким образом обеспечить за германским народом господство над всей Центральной и Восточной Европой и создать большую область, ныне пустынную, но в высокой степени пригодную к культурному освоению, для пользования нашим народом и для цивилизации ее полуварвароких обитателей — это великая, прекрасная и стоящая работа».